Huang He

Мир промок насквозь и наконец, спустя три недели бесконечных дождей, расправив серые паруса туч, поплыл куда-то вдаль, вместе с разлившимися желтоватыми водами Хуанхэ. Пропахший сыростью ветер раскачивал деревья и свистел под низкими сводами дома. Крупные капли стучали по красной черепице, проникая в узкие щели, срывались на пол. Блестя в тусклом свете, льющемся с улицы, мокрая древесина источала сладковатый запах запустения, который невидимым призраком витал в доме, заползал под каждую циновку. Мне было все равно.
Взяв старый зонт, я вышел под дождь. Через дыры тут же хлынули тоненькие струйки воды. Под ногами зашуршал мокрый песок, усеянный прибитыми к земле камышами и обломками тростника, услужливо принесенными откуда-то потоком воды. Над далекими склонами лесистых гор повис зеленоватый туман, точно промерзшая природа укрылась пушистым хвостом небесной лисы. На секунду, в шелесте листвы послышался шепот, наверное, это прошлое говорило со мной...
Спустившись к воде, я наклонился и аккуратно вывел на песке «Все тает». Отчего-то эти слова, журчащие в голове, так и рвались наружу, забыв об отсутствии чернил, иссякнувших еще до первых плодов сливы. Набежавшая волна воровато лизнула берег и погребла под собой ровные иероглифы. Там, где минуту назад была записана болезненная догадка, остались лишь крохотные кратеры от капель, да белые клочья пены. Все стирается, уходит под толщу Великой реки.
Выпрямившись, я обернулся назад. Милая обитель... Когда-то любовь к ней грела душу, уютом оттесняла холод внешних миров, но теперь все омертвело и сделалось пустым. Ветхая треугольная крыша, одинокая статуя сторожевого льва, бессмысленно уставившегося выпученными каменными глазами на другой берег, туда, где в тени ив одиноко притаился надгробный камень, с похороненным под ним последним остывшим угольком дорогого тепла. Вместе с ним потухла вся жизнь, и ныне Хуанхэ пришла забрать с собой только почерневшие кости. Пускай.
Я глубоко вдохнул родной, но ставший каким-то чуждым запах цветения. Может быть, где-то еще есть жизнь, которую не тронул холодный поток? Ведь время течет для всех по-прежнему, сменяются времена года, и лишь для меня естество остановилось, замерев, словно испорченные часы.
Медленно, не оборачиваясь, и забыв про летящие в лицо холодные брызги, я пошел прочь, следуя за быстрым течением. Прощай, старый дом, прости, заросший садик, застывший в плаче над скорбным камнем... Может быть там, далеко за дельтой русла мы встретимся снова, и тогда навсегда станем одним.